Изумрудные объятия - Страница 52

Она осторожно открыла дверь в коридор, вышла, подошла к двери библиотеки и прислушалась. Брюс сидел в библиотеке с Йеном. Он пробудет там еще некоторое время, и это ее последний шанс найти изумруд.

Мартиса замерла неподвижно, чего-то ожидая — сама не зная чего. Из главного зала донесся бой часов. Полночь. Колдовской час. Не колеблясь больше, Мартиса побежала по длинному коридору к покоям хозяина.

Распахнув двери, она влетела в комнату и в восхищении огляделась. Большой шкаф был украшен искусной резьбой с изображениями орденов и драконов. Ножки у мебели были выполнены в виде лап. На письменном столе горела свеча.

Письменный стол!

Мартиса лихорадочно осмотрела его. Виски, стаканы для виски, чернила, промокательный пресс… и больше ничего. Ничего! От разочарования она опустилась на пол. Время! Ей нужно время! А она теряет его попусту. В отчаянии она отбросила покрывало, заглянула под подушки… ну где же он, где? Сверкающий зеленый камень не приветствовал ее своим блеском.

— Леди Сент-Джеймс!

Мягкий голос, насмешливо растягивающий слоги, прозвучал прямо за ее спиной. Мартиса резко повернулась, и крик замер у нее на губах. Брюс здесь. Он улыбается, и в изгибе его губ есть нечто жестокое, его улыбка похожа на улыбку сатира. А хрипловатый голос окутывает ее, окутывает…

— Значит, вам так не терпится разделить со мной постель, что вы разобрали ее для меня?

Мартиса не ответила, она просто стояла и смотрела на него.

— Ну?

Глубокий низкий голос был подобен далекому раскату грома.

— Нет! — закричала Мартиса.

Но он уверенно вошел в комнату, ни на мгновение не отрывая от нее горящего взгляда.

Интерлюдия

ЛЭРД КРИГЭНА

С той самой ночи, как она впервые появилась в замке Кригэн, он знал, что она ведет двойную жизнь. Но он не знал, что ей нужно и зачем она приехала. Иногда подозрения и обвинения лежали перед ними на виду, а иногда оставались скрытыми, и они вежливо ходили вокруг них кругами.

А иногда…

Иногда на пути вставало вожделение. Он привык считать себя закаленным жизнью и пресыщенным, он не думал, что женщина — какая угодно женщина — способна пробить его доспехи. Но она смогла. И он бы предпочел не знать того, что знал: что она не та, за кого себя выдает, что леди Сент-Джеймс умерла в Ричмонде вскоре после гибели мужа. И поэтому он знал. Еще в ту самую первую ночь, когда грохотала гроза и бушевала буря и когда он посадил ее на своего гнедого, он знал, что она явилась сюда как шпионка, как воровка, как лгунья. Но с той же самой первой ночи, с тех пор как она впервые, взмахнув ресницами, посмотрела на него своими ослепительными голубыми глазами, он знал и еще кое что: он ее хочет. Ее красота, ее сладкозвучный голос и эта интрига мучили его, являясь ему во снах.

Но он и сам живет двойной жизнью.

Кригэн принадлежит ему, он за него отвечает, он в ответе даже за смерть, если она пришла в замок. Он здесь родился, его место среди этих гор и скал. Но она здесь чужая. Однако он не сомневался, что она приехала из растерзанной войной Конфедерации. Ей пришлось познать тяготы жизни.

Так кто же она такая? Золотоискательница? Охотница за деньгами? Проститутка или воровка, несмотря на ангельское личико, пламенеющие волосы, нежную улыбку и невинный облик?

Определенно она что-то ищет. Нечто, что по ее мнению, находится в замке. Нечто, что она так сильно хочет заполучить, что готова даже рисковать жизнью.

Что?

Он собирался это выяснить.

Иногда она держала его за дурачка, он слушал ее вранье, но позволял ей проскользнуть между его пальцами.

Больше он этого не допустит.

Сегодня ночью… Сегодня ночью она была у него. Была в его спальне. Разворошила его постель. И все же почему-то она казалась невинной. Она была в белом, в длинной ночной рубашке, отделанной тонкими кружевами. Тонкая мягкая ткань льнула к ее телу, обрисовывала формы, подчеркивая их и дразня воображение, но скрывала секреты, которые он еще только начал открывать своими прикосновениями. Она стояла здесь, элегантная, с распущенными волосами, волнами ниспадающими на плечи и спину. Они подчеркивали синеву ее глаз и оттеняли тонкие, словно точеные черты лица. На ее белой ночной рубашке играли отблески пламени свечи, тени рельефно обрисовывали гордый подъем груди и манящую тень у соединения бедер. Она упрямо задрала подбородок, и он почувствовал, как в нем вместе с желанием поднимается раздражение. Она продолжала все отрицать: отрицала, что что-то ищет, не признавала себя самозванкой.

Но не сегодня ночью. Сегодня она ничего отрицать не будет.

Он снял халат, повесил его на спинку стула и предстал перед ней в белой рубашке с рюшами, черных бриджах для верховой езды и черных сапогах.

Сегодня она ему ответит. Наблюдая за ней, он улыбнулся и положил руки на бедра.

— Тогда, дорогая леди, отвечайте как на духу, что вы делали под моим одеялом?

Она опустила ресницы.

— Я… я… э-э…

Она умолкла. Он насмешливо улыбнулся и изогнул бровь, показывая всем своим видом, что вежливо ждет, когда она продолжит. Она чуть шевельнулась. Ему было видно, что она взволнована: ее грудь быстро вздымалась и опадала, на шее быстро-быстро билась жилка. Она была прекрасна: безупречная кожа цвета сливок, небесно-голубые глаза, округлая крепкая грудь с розовыми сосками, которые дразнили его так, как сам дьявол не придумает.

Он стиснул зубы:

— Ну?

— Моя… сережка! — выпалила она.

— Вы потеряли ее в моей постели? — недоверчиво спросил он. — Нет, миледи, уверяю вас, такой случай я бы запомнил.